ИСТОРИЯ О ТОМ, КАК ВАЖНО УМЕТЬ ВИДЕТЬ
Однажды французский художник Клод Моне приехал в Англию.
Ему хотелось познакомиться с этой страной и, конечно, порисовать. В Лондоне он увидел красивое церковное здание — знаменитый собор Святого Петра, или, как его называют в Англии, Вестминстерское аббатство. В соборе находятся могилы очень многих выдающихся ученых и писателей. Моне решил нарисовать собор. Он выбрал место и начал работать.Происходило это все в туманный день. Лондон вообще известен всему миру как город туманов. В то время, когда Моне рисовал, туман был очень густым. Таким густым, что еле-еле можно было рассмотреть очертания зданий.
Моне так все и изобразил. Когда картина была готова, он показал ее на выставке.
Лондонцы увидели картину и начали смеяться. Дело в том, что туман на этой картине был нарисован розовым. «Подумаешь, — говорили они, — приехал какой-то французишка и рисует всякую чепуху. Любому ребенку известно, что туман серый». Но когда возмущенные лондонцы вышли на улицу и, желая убедиться в своей правоте, еще раз внимательно посмотрели на туман, то оказалось, что он розовый. Лондон — город старых кирпичных зданий. Красная кирпичная пыль висит в воздухе и, смешиваясь с туманом, придает ему красный оттенок. Так художник увидел то, что другие люди не замечали. С тех пор туман перестал быть только серым. Моне даже прозвали создателем лондонского тумана.
Сотни и тысячи людей проходят мимо разных интересных явлений и остаются равнодушными к ним. Они их просто не замечают. Но вот это же явление видит человек с острым глазом. Он запоминает его и потом показывает другим людям. Такой человек — художник.
Все всегда считали, что в серой, ненастной погоде нет ничего красивого и привлекательного. Но нашелся человек, который в осеннем ненастном дне сумел увидеть и богатство красок, и особую неповторимую прелесть. Взглянули люди на его картины и удивились: «Как? Мы всю жизнь проходили мимо такой красоты и не замечали ее?»
Звали этого художника Исаак Ильич Левитан.
Для человека, который хочет научиться рисовать, важно не только увидеть, но и запомнить увиденное. У него в голове должен быть как бы маленький альбом, в котором он делает зарисовки на память.
У Левитана была очень хорошая память. Он мог вечером любоваться красками неба, луной, лунными отблесками на крышах домов, а утром все это нарисовать. Да так, как будто все рисовалось в тот же вечер с натуры!
Петр I допрашивает царевича Алексея Петровича в Петергофе. 1871. ГТГ
Но совсем не обязательно, чтобы увиденное изображалось на другой же день.
Как-то известный русский художник Николай Николаевич Ге был в Петергофе и зашел во дворец, который выстроил для себя Петр I на берегу Финского залива. Это было что-то вроде царской дачи. Петр I назвал этот дворец «Мое удовольствие». Только он назвал его не по-русски, а по-французски:
«Монплезир».
Николай Николаевич зашел в «Монплезир», походил, посмотрел и вышел. Ему было просто интересно побывать в этом дворце, так же как и любому из нас. Прошло время. И вот, рисуя картину «Петр I допрашивает царевича Алексея Петровича в Петергофе», Ге задумался: в какой обстановке изобразить эту сцену? И он решил изобразить ее в большом зале «Монплезира». Хотя художник был там всего один раз, он нарисовал все точно: и пол, и камин, и стену, и окна. Потом ему не понравилось, что стена с окнами. Они мешали рассматривать картину. И он нарисовал противоположную стену зала.
Вот так, Димка.
Пока ты не научишься видеть — не просто смотреть, а видеть, — ты не сумеешь рисовать. Скажи мне, пожалуйста, какого цвета снег?
— Он белый.
— И все?
Димка немного подумал и неуверенно добавил:
— Ну… еще серый.
— А розовым разве снег не бывает?
— Конечно, не бывает! Или…— Димка задумался. — Бывает! Если его покрасить краской, он какой угодно будет.
— Где это ты видел, чтобы снег краской красили? Такого действительно не бывает. А светом снег можно покрасить. Если посмотреть на него во время заката солнца, то он будет казаться розоватым. В морозную лунную ночь или вечер снег окажется синим. И если внимательно смотреть, то все эти цвета можно увидеть.
— Папа, послушай, неужели обязательно все видеть? А если я хочу нарисовать что-нибудь придуманное?
— Например?
— Например, марсианина. На Марсе еще никто не был, марсиан не видел. Значит, я могу его придумать.
— Во-первых, неизвестно, есть ли на Марсе люди. А во-вторых, как ты его придумаешь?
— Я нарисую его ни на кого не похожим.
— Не получится.
— Почему?
— Он все равно выйдет у тебя похожим или на людей, или на животных, или на тех и других вместе. Причем, если он будет похож на животных, то только на тех, которых ты видел в зоопарке или на картинках. И расстраиваться совсем не нужно. Настоящие художники тоже так рисуют. Если они что-нибудь фантазируют, то только на основании того, что они видели. И чем больше художник видел, чем больше характерного он подметил, тем интересней у него получится рисунок. Много-много лет назад…
— Что значит «много-много лет»?
— Ты прав. Пятьсот лет тому назад жил во Флоренции очень талантливый человек. Звали его Леонардо да Винчи, то есть Леонардо из Винчи. Винчи — городок, где родился этот человек. Ты, конечно, слыхал об этом человеке?
— Да, он был художником.
— Не только художником. Он был скульптором, архитектором, инженером и ученым. Нас он интересует как художник.
В двадцать восемь лет Леонардо-живописец был известен далеко за пределами Флоренции. Знали о нем и в его родном городке Винчи. И вот однажды к Леонардо приехал его отец, сеньор Пьеро, и привез ему круглую деревянную доску.
— Что это? — удивился Леонардо.
— Это тебе передал Джовани. Ты его помнишь?
— Как же мне не помнить старика Джовани! — сказал Леонардо. — Он все еще рыбачит?
— Все рыбачит. Теперь он решил открыть вместе с братом лавку и торговать рыбой. Поэтому он и прислал тебе эту доску. Джовани очень просил тебя что-нибудь нарисовать на ней. Только обязательно что-нибудь удивительное, страшное. Он хочет повесить рисунок перед входом в лавку как вывеску. Людям будет интересно взглянуть на рисунок, и они чаще будут заходить к Джовани. Ты нарисуешь, сынок?
— Хорошо, отец, — согласился Леонардо.
Когда сеньор Пьеро уехал, Леонардо задумался. Что же он мог нарисовать? Какое «страшилище»? И вот он придумал. Леонардо начал собирать кузнечиков, ящериц, змей, бабочек. Он хорошо изучил этих насекомых и животных и так в своем воображении соединил их, что получилось необыкновенное чудовище.
Когда сеньор Пьеро приехал и увидел рисунок, он очень испугался и бросился бежать из комнаты. Леонардо с трудом догнал его.
Конечно, чтобы сделать такой рисунок, нужно было обладать фантазией. Нужно было суметь представить себе выдуманное «страшилище». Иначе могли получиться просто намалеванные друг возле друга различные животные. Как видишь, у художника должно быть богатое воображение.
— Папа, а что такое воображение?
— Как бы тебе это объяснить? Вот посмотри в окно. Что ты видишь?
— Небо.
— А на небе?
— Облака.
— И все?
— И все.
— Присмотрись получше. Неужели вон то облако тебе ничего не напоминает?
Димка сморщил нос и склонил набок голову. Наверное, ему так было лучше видно. Потом он повернул голову на другой бок и сказал:
— Похоже на слоника.
— Да, — согласился я, — похоже на слона. Только хобот коротковат.
— А вот то облако похоже на верблюда!
— Вот это и есть, Димка, воображение. Люди без воображения — скучные люди. Смотрит скучный человек на дождь и думает: «Опять на улице сыро. Галоши надевать надо». Для него дождь — просто дождь. А стоит взглянуть на дождь человеку с воображением, как дождь сразу преобразится. Вот послушай:
Смолкла птица… Сникла ветка.
И срывается с гвоздя
Металлическая клетка
Полосатого дождя.
Или — знаю: это льется.
И не дождь, а — провода.
И по ним передается.
Очень срочная вода.
Услышит скучный, без воображения человек эти стихи и скажет: «Фу, ерунда какая! И где они там клетку увидели?» А поэт Иосиф Уткин увидел.
Теперь, когда ты будешь смотреть на дождь, то тоже увидишь, что он похож на клетку и на провода. Большое это искусство — видеть. А еще большее искусство — уметь рассказать о том, что ты увидел. Если ты поэт или писатель, то расскажешь словами. Композитор передаст свое впечатление от увиденного в музыке, а художник изобразит на бумаге или на холсте.
— У-у-у, тогда из меня никакого художника не получится! — разочарованно сказал Димка. — Видеть я не умею, фантазия у меня плохая, человечки выходят кривые.— Димка тяжело вздохнул и добавил: — Нет. Ничего у меня не выйдет.
— Вот что я тебе скажу, Димка. Валерий Брумель, когда был таким маленьким, как ты, наверное, и через стул не мог перепрыгнуть. А Юрию Власову самый обыкновенный утюг казался тяжелым. Теперь один из них чемпион мира по прыжкам в высоту, а другой — один из сильнейших во всем мире.
— Они же тренировались!
— Правильно, тренировались. И ты тренируйся. Сначала научись правильно держать в руках карандаш, ровно проводить обыкновенные линии, научись без линейки определять размеры, и ты станешь рисовать.
Самый любимый учитель всех художников до революции Павел Петрович Чистяков говорил: «Нарисуешь раз со сто — и получится просто».
— И все-все люди могут научиться рисовать?
— Все. Давай и мы с тобой начнем. Вот тебе карандаш и альбом.
— А с чего все-таки начинать?
— Начнем с истории.
Дальше: История о сыщике Зорком глазе и о тайне простой линии